"Этого он не ожидал"

[judomna]

Так зацепило, что не смогла не перевести.

Название: Этого он не ожидал
Оригинальное название: Never Saw It Coming
Автор: rockstarpeach
Переводчик: JuliaDomna
Ссылка на оригинал: rockstarpeach.livejournal.com/93106.html
Пейринг: Дин/Кастиэль
Рейтинг: R
Размер: мини
Жанр: драма, ангст, POV
Предупреждение: мат
Отказ: ни на что не претендую.
Разрешение на перевод: получено.
Примечание: Это - сиквел к фику «Valuable Commodity».

Саммари: Действие происходит где-то перед 2014 годом. Кастиэль продает себя, и по этому поводу Дин не слишком-то счастлив.

читать

Итак, Кас занимается проституцией.
Дин ожидал чего угодно, но только не этого.
А следовало бы. Однако в последнее время он был настолько погружен в себя, что вещи, раньше имевшие первостепенное значение, теперь проходили незамеченными.
Кас позволяет парням трахать себя, возможно, девушкам тоже, кто знает? И делает он это ради Дина и их общего дела, потому что цели Винчестера давно уже стали и его целями. Других у Кастиэля нет. Кроме них, ему незачем жить. Незачем, кроме одобрительного взгляда Дина; кроме того, как Дин прикасается к нему, когда они остаются наедине после относительно неплохого дня.
Совсем по-другому он прикасается к нему после незадавшегося дня.
Кас следует за Винчестером, делает все, что тот ему приказывает, просто потому, что приказывает именно Дин, а не потому, что еще верит, что их действия имеют хоть какой-нибудь смысл. И ради вот этого, ради того, во что он даже не верит, он…
Блять! Дин не хочет даже думать о том, что именно делает Кас. Насмотрелся пару часов назад, прикладывая чудовищные усилия в попытке сохранить самоконтроль и не прибить этого жалкого вдовца на месте. И Каса заодно вместе с ним.
Он знает, что не имеет на это права. Не то чтобы он сам в последнее время хранил целибат. Дина с полным правом можно назвать кретином, потому что, как бы сильно он этого ни хотел, Кас не принадлежит ему, не принадлежит уже очень долгое время. С тех пор, как Винчестер начал трахаться с половиной женского населения лагеря, а Кас решил сесть на диету, состоящую из выпивки и амфитаминов. Нет, его нельзя назвать наркоманом – он не настолько подсел. Пока еще нет. Но Дин знает, что до этого недолго осталось - Кастиэль медленно уничтожает себя. Дин знает, чем все это закончится, и это его убивает.
Но он не остановит Каса, о нет. Он будет смотреть, как это случится. Просто, блять, стоять в стороне и смотреть, как единственное на свете существо, целиком и полностью вставшее на его сторону, падает в пропасть, меняясь до неузнаваемости.
Потому что то единственное, что может остановить его, то единственное, что Кастиэль когда-либо от него хотел, Дин ему не даст. Не может дать. Может быть, смог бы, сложись все по-другому, если бы Сэм не сказал «да», или Дин, наоборот, сказал; если бы они не уничтожили мир из-за своих долбанных геройских комплексов; если бы в нем осталось хоть что-то, отдаленно напоминающее того, кем он когда-то был.
Но он давно уже не тот парень. Он сломлен, опустошен и выебан, вытрахан до оцепенения.
Он может вести, сражаться, строить планы, которые, он знает, заранее обречены на провал, и дарить людям надежду, когда сам уже не надеется ни на что. Облизывая губы и сплевывая кровью, под странно успокаивающий аккомпанемент из хруста ломающихся костей и разрывающейся плоти, он может убивать мерзких тварей, всех до последней, которые оказались достаточно глупыми для того, чтобы встать между ним и дьяволом.
Он может продолжать жить, или как там еще назвать то, чем он занимается, гонимый вперед яростью и болезненным желанием отомстить, потому что теперь это – единственное, что держит его на плаву. Но ни за какие сокровища в мире он не в силах любить.
Так, как этого хотел бы Кас. Так, как этого хотел бы Дин.
И вместо того, чтобы умолять Каса перестать продавать себя; вместо того, чтобы сказать ему: «Нет, я не люблю тебя. Хотел бы, но, черт бы все подрал, не могу. Не могу дать то, что тебе нужно, но если ты наберешься терпения, если не оставишь меня, даже когда я лажаю по-крупному, если никогда больше не встанешь ни перед кем на колени, никогда, тогда я попробую если не полюбить тебя, то хотя бы приблизиться к этому», он солгал ему и трахнул его в рот, оставил дожидаться следующего клиента, того, кто случайно окажется поблизости и захочет на несколько минут забыться. Почувствовать себя хоть немного стоящим, важным. Возможно, они смотрят на него так же, как когда-то смотрел Дин.
Нет, он действительно этого не ожидал.
Хотя теперь, сидя в своем фургоне с третьим стаканом виски в руке, в то время как Чак и Рик (или Ник, или Дик – какая, на хрен, разница) прячутся от его дерьмового настроения в палатке с продовольствием, он об этом думает. Действительно думает, мысленно возвращаясь в прошлое, вспоминая значительные и незначительные детали, и все постепенно встает на свои места.
Непонятные исчезновения, поджатые губы и упорное нежелание встречаться с ним взглядом, когда Дин спрашивает, где, черт возьми, он был, и ответы вроде: «Гулял». То, как временами Кас обходит его фургон и постель за милю; или то, как его глаза, при виде Дина с очередной женщиной, вспыхивают чем-то, подозрительно похожим на облегчение.
То, как он закрывается, дистанцируется от Дина во время секса; или то, что у него всегда есть вещи, которые в определенный момент необходимы в лагере. То, как он смотрит на Дина, будто извиняясь, будто это он виноват, что с каждым днем им все труднее общаться. Между ними все идет наперекосяк, и это - вина самого Дина. Ничья больше.
Эти маленькие кусочки складываются в законченную картинку с новым, нездоровым смыслом, и чтобы не заметить его раньше, нужно было быть идиотом. В глубине души Дин, конечно, все понимал. Он просто не хотел об этом думать.
Потому что их отношения и так оставляют желать лучшего.
Их непрекращающиеся ссоры пронизаны злостью и сожалением; после них нередко остаются синяки и распухшие губы. Временами они совершенно не замечают друг друга, идя на обед или чистя вместе оружие; проснувшись в одной постели, они встают, не сказав друг другу ни слова.
Когда Кас в очередной раз решает разнообразить свое существование парой-другой таблеток, Дин не останавливает его, хоть и должен был бы, потому что, словив кайф, Кас, черт возьми, наконец заткнется и оставит его в покое.
Дин пьет виски даже больше, чем воду, и трахается со всем, что движется и не является при этом Касом, потому что ощущать, что он так сильно кому-то нужен – невыносимо.
После Сэма, он не в силах позволить себе полюбить еще кого-то. Позволить себе положиться на кого-то так же, как полагался на брата, который предал его, а Кас не сделал ничего, чтобы помешать этому. Они оба могут отправляться прямиком в гребаный ад.
Для Каса еще не все потеряно, а Сэм проклят, навечно проклят, и мысли об этом медленно убивают Дина. Хотел бы он присоединиться к брату в аду, потому что преисподняя с Сэмом определенно лучше, чем ад на Земле без него, но он продолжает бороться.
Потому что Кас верит в него, и другие, совершенно незнакомые, жалкие люди верят в него, и он просто не может сдаться, сказав: «Извините, что был глуп настолько, чтобы попытаться померяться силами с сатаной. Теперь самое время для капитуляции, счастливо оставаться в аду!»
Они заслуживают быть спасенными, потому что сражаются, и потому что они - люди, и потому что Кас теперь вместе с ними. Кастиэль, который пожертвовал всем ради Дина, наложив тем самым на него такую ответственность, о которой даже думать больно, но которую он с радостью на себя принял, потому что, когда ситуация становится откровенно дерьмовой, когда все летит к чертям, Кас принадлежит ему.
Даже когда он позволяет оттрахать себя за качели и улыбку, Кас принадлежит Дину, и он не должен забывать об этом. Как и сам Дин.
Он все еще не вернулся домой. Дерьмо, после сегодняшних событий он может вообще не вернуться домой. Нет, разумеется, Кас вернется в лагерь, он же не идиот, но Дин сомневается, что он придет к нему.
Это ужасное чувство, от него неприятно сжимается желудок, тошнота подступает к горлу, и он был бы не против сейчас блевануть.
День подходит к концу, хотя за окнами еще не совсем стемнело. Они расстались около трех часов назад, и Кас до сих пор не вернулся. Дин делает пять или шесть глотков виски прямо из горлышка, с солидной долей мазохизма размышляя о том, где сейчас находится Кас и кто его трахает. Жив ли он еще.
Разумеется, жив. Кас не дурак, в случае опасности он сможет о себе позаботиться, так же, как и сам Дин. Тем не менее, он продолжает об этом думать, раз за разом представляя себе, как медленно, мучительно умирает Кас, потому что Дин, по-женски ломаясь, не может признаться, что Кас нужен ему. Живой и принадлежащий ему безраздельно, ему одному.
Что Дину всегда хорошо удавалось, так это чувствовать себя виноватым. Чувство вины – как раз то, что сейчас нужно, и он все глубже погружается в свои мысли-фантазии, окрашенные кровью: Кас, пытаемый демонами или отбивающийся от Кротов; Кас, отчаянно сопротивляющийся укусу голодного вампира.
Или влюбившийся.
Возможно даже в того самого чувака, у которого погибли жена и дети.
Почему бы и нет? Тот парень точно так же, как и Дин, отчаялся и нуждается в помощи. Только, в отличие от Дина, он действительно ее ищет, и возможно, Кас решит попробовать спасти несчастного ублюдка. Возможно, через неделю они станут жить вместе, и Дин будет наблюдать за тем, как они улыбаются, целуются, прикасаются друг к другу; как какой-то жалкий придурок, а не Дин, наконец-то смог сделать Каса счастливым.
Эти мысли вкупе с выпитым виски отравляют его, сжигают все изнутри; его вырвет с минуты на минуту. Он хочет подраться с Касом, ищет для этого причину, и, кивнув самому себе, достает презерватив из комода, кладет его в карман. Он принял решение. Сейчас ему необходим хоть кто-нибудь, неважно кто. При мысли о том, как месяц назад Кас, таинственно исчезнув на целый день, вернулся в лагерь с целой коробкой презервативов, Дина начинает тошнить снова.
Он не хочет даже видеть эти презервативы, не теперь, когда он знает, каким способом они были получены. Но он либо берет их, либо рискует обрюхатить какую-нибудь девчонку. Возможность подхватить какое-нибудь ЗППП его не беспокоит. Больше никого не беспокоит. Инфекции исчезли с лица земли, что можно считать одним из немногих плюсов Апокалипсиса.
С другой стороны, остается вариант подцепить какого-нибудь парня. Рука ныряет в карман, нащупывая острый край упаковки, которую Дин уже готов вытащить из кармана. Но затем пальцы разжимаются - презерватив так и остается на месте. Кроме Каса, он никогда не трахал мужчин, и не собирается начинать сейчас, несмотря на испытываемые им боль, злость и отчаяние.
Он подходит к двери, уже почти дотягиваясь до ее ручки, как неожиданно та открывается, и в фургон заходит Кас.
Удивление и чувство вины моментально захлестывают Дина, он рассеянно опускает руку в карман, прежде чем отступить от двери и прийти в себя.
Руки слегка подрагивают от желания прижать Кастиэля к себе. Он хочет обнять его, уткнуться носом в изгиб шеи; раздеть их обоих и засунуть свой член глубоко в Каса, соврав ему второй раз за день.
Вместо этого он изображает на своем лице нечто, похожее на пародию улыбки:
- Как прошел твой день, сладкий?
Кас делает глубокий вдох и рассеянно обводит взглядом комнату, прежде чем посмотреть на парня:
- Дин…
- Даю угадаю. Весь день будто шило в заднице?
- Необязательно было это озвучивать, - огрызается Кас. Дин пожимает плечами: на его взгляд, обязательно.
Вздохнув, Дин отходит дальше в комнату, давая Касу возможность зайти, наконец, и снять плащ.
- Итак, - начинает Дин ровным тоном – со стороны даже может казаться, что он ведет непринужденную беседу. Тогда как внутри медленно разваливается на куски. – Ты трахаешься с людьми, и они платят тебе за это.
Кас замирает с одним ботинком в руке и поднимает взгляд на Дина:
- В этом и состоит суть проституции, да.
Ну разумеется.
- Они когда-нибудь… оказывают ответную любезность? – он не может поверить, что задал этот вопрос. И он совершенно точно не хочет слышать ответ.
- Иногда, - Кас пожимает плечами. – Мне не слишком-то это нравится, поэтому я предпочитаю, чтобы они не делали этого. Но иногда они нуждаются в этом.
Дин отлично понимает, о чем говорит Кас. Отчаяние ему знакомо, и то, что делает Кастиэль – это не только секс. Он дарит людям ощущение неодиночества. Дин хочет все исправить, сказать ему, что больше это дерьмо не должно повторяться; черт возьми, запретить ему продавать себя; открутить голову за то, что он вообще счел это возможным.
- Действительно. Ведь ты всегда спешишь людям на помощь, правда, Кас?
- Я уже довольно долго знаком с тобой – успел привыкнуть.
- Да, ну вообще-то я здесь кое-что делаю! – кричит Дин, и, слава богу, рядом нет заряженного ружья, чтобы застрелиться от того, что он такой гребаный ублюдок. – Я тут пытаюсь спасти чертов мир, а не просто работаю доступной дыркой для каждого извращенца.
Он так не думает. Он на самом деле так не думает, и не уверен, хочет ли он, чтобы Кас об этом знал.
- Я делаю больше, чем ты, Дин. Для людей.
- О да, у тебя отлично получается, - говорит Дин, просто потому что он такой вот выродок.
- Иногда, - Кас подходит к нему и дотрагивается рукой до его щеки. Рука теплая, и Дин вспоминает о потертой коже сидений Импалы, мамином томатном супе и маленьком Сэмми, обнимающем его после ночного кошмара. Обо всем, так или иначе связанном со словами «безопасность» и «дом».
Взгляд Кастиэля, напротив, наполнен жалостью и разочарованием, граничащим с отвращением. Дин хочет ударить его, потому что кто он такой, чтобы испытывать к нему отвращение? Это он, а не Дин, подставляет свою задницу ради лишних одеял и тетрадок.
…Да. Дин не подставляет свой зад ради одеял и тетрадок. Это делает Кас. Понимание приходит неожиданно: у Каса есть полное право его ненавидеть. Потому что Кас думает о насущных проблемах, о людях, тогда как все мысли Дина направлены на то, чтобы победить.
Но этот чертов упрямец не испытывает к нему ненависти. Никогда не испытывал, но это ничего, потому что у Дина невъебенно хорошо получается ненавидеть себя за двоих.
- Иногда, - повторяет Кас, опуская руку, - я вспоминаю, кем ты когда-то был, Дин. Героем.
Тот сжимается и делает несколько шагов назад. «Был». Неприятно, хотя и неудивительно.
- Ты победишь, - твердо, уверенно произносит Кас, будто по-другому и быть не может. Дину хочется зарыдать, потому что это неправда. Он чудовищно неправ: Дин уже почти готов сдаться, слово «да» вертится на кончике языка, готовое вот-вот сорваться. Потому что Сэм умер, и больше никогда не вернется.
Единственное, что его останавливает - это Кас. Несчастный маленький ангел, который пал ради мира, ради правого дела, ради Дина. Он ведь не идиот. И даже если бы Кас не говорил ему об этом тысячу раз – в 2009ом, накинувшись на Дина и избив его; поздним вечером 2010го в Мичигане, отсасывая ему; в 2011ом, уткнувшись носом в подушку в заброшенном мотеле, - Дин все равно знал бы, что все, что Кас делает – он делает ради него.
- Ты не знаешь, о чем говоришь, - произносит Дин хрипло; голос звучит устало, безжизненно.
- Я знаю больше, чем ты можешь представить, - отложив, наконец, ботинок в сторону, он глубоко вдыхает, чтобы продолжать говорить, но внезапно останавливается и смотрит на Дина широко раскрытыми глазами:
- Дин… у нас ведь все хорошо?
Нет. Совершенно точно нет.
- Да, - отвечает Дин, прочистив горло и отводя взгляд. – Да, конечно, - он обманывает его второй раз за день.
Кас кивает, хотя, разумеется, он не верит словам Дина:
- Займись со мной любовью.
- Кас, я не… - начинает Дин, но тот уже снял с себя футболку и теперь занимается штанами.
Взгляд Каса тяжелеет, плечи напрягаются:
- Дин, - этот тон означает, что Касу чертовски надоело выслушивать всю ту мутотень, которую несет Винчестер.
- Хорошо, - Дин начинает раздеваться, потому что спорить сейчас с Касом бессмысленно, и пора уже перестать сегодня вести себя как ублюдок. К тому же, это не то чтобы секс с Касом был для него неприятен.
Тот уже разделся и лежит на кровати, их кровати, широко, приглашающе раздвинув ноги. Дин закрывает глаза, стараясь не думать, для кого еще сегодня он вот так же раздвигал ноги. И не только сегодня.
Он синмает брюки и, нырнув рукой в карман, достает оттуда презерватив. Подняв бровь, показывает его Кастиэлю, зная, что поступает как настоящая скотина. Напоминая, что Кас шлюха и поэтому Дин брезгует трахаться с ним без презерватива, не смотря на то, что инфекций больше нет.
Он ждет, что Кас разозлится или , может быть, устыдится. Он ждет извинений или того, что Кас накинется на него с кулаками.
Но Кастиэль просто смотрит - тяжело, пристально, и Дину хочется убежать, спрятаться от этого взгляда где-нибудь, где его никто не найдет. Там, в этом месте, наверное, хорошо.
- Зачем ты положил его в карман? – спрашивает он буднично. – Когда я вернулся, тот собирался уходить.
Дин ничего не говорит. Он занят тем, что пытается вытащить из упаковки презерватив.
- Ты обещал, - безжизненно, почти не слышно говорит Кас и Дин бросает презерватив на пол рядом с вещами. Да, он обещал. И уже почти нарушил свое обещание.
Он ложится на кровать рядом с Касом. Большую часть времени они ругаются, но именно сейчас Дин чертовски не хочет этого делать.
- Я знаю, - говорит он. Не «извини», или «я не собирался ничего делать», или «ты все неправильно понял». Потому что все это было бы ложью, а сегодня ее было уже достаточно.
Кас закрывает глаза, делает глубокий вдох и снова их открывает. Он кивает Дину, будто именно этого он от него и ожидал, и Дин начинает ненавидеть себя еще сильнее. Он касается лица Каса и целует его.
- Не бросай меня, - сдавленно требует Дин. Голос дрожит, слова звучат жалко, но он все равно требует. Даже если давно потерял на это право (не то чтобы оно на самом деле когда-нибудь у него было), он все равно требует, потому что, кроме Каса и всепоглощающего желания мстить, у него нет ничего.
И потому что это – Кас, потому что он потрясающий, и бескорыстный, и, возможно, самый лучший человек из всех, кого Дин когда-либо знал, он кивает, и, прижимаясь губами к закрытым глазам Дина, тянет его на себя.
- Я никогда не оставлю тебя, Дин, - говорит он, прижимаясь к нему теснее. – Не по своей воле.
- Кас… - начинает Дин, прижимаясь к его лбу своим, медленно двигая бедрами. Он знает, что Кас просто ждет. Ждет, что Дин его вышвырнет, или, потеряв интерес, найдет себе кого-то другого. Или отправит на задание, с которого вряд ли вернется живым.
И у Дина вырывается короткое, сухое рыдание, потому что он хочет, хочет так, как никогда ничего не хотел, сказать Касу, что это никогда не произойдет. Что они всегда будут вместе, ну или сколько им там осталось, и Дин всегда будет защищать его, до последнего вздоха. Но он не может, и они оба знают это.
- Шшш, - утешающе шепчет Кас, нежно проводя руками по телу Дина и приподнимая бедра. Дин чувствует соль слез на своих губах, и целует щеки Кастиэля. – Просто трахни меня, Дин.
И теперь он действительно понимает. Понимает, что делает для всех тех людей Кас, потому что то же самое он сейчас делает для Дина. Всегда для него делал. Возможно, когда-то за этим стояло нечто большее, но воспоминания путаются с фантазиями и кошмарами наяву, и теперь Дин не уверен.
Он просто один из многих, кому Кас позволяет себя трахать, и вот уж чего, блять, угодно, но этого он не ожидал.
- Трахни меня, - просит, умоляет Кас, и Дин чувствует тепло этих слов на своих губах, прежде чем Кас его целует.
И Дин трахает, потому что это – единственное, что у него осталось.

КОНЕЦ